Существа и сущности: Лярвы. Часть вторая.

Есть люди, в которых живет Бог. Есть люди, в которых живет дьявол.
А есть люди, в которых живут только глисты.
(Фаина Раневская)

Одержимость лярвой внешне настолько схожа с одержимостью любовной или одержимостью идеологической, что изрядное количество населения полагают подселение лярвы интересующему их персонажу хорошим решением для их собственных проблем. Даже если отбросить этические нормы или принятые в магии понятия «опасности» некоторых действий, сие решение представляется глупейшим из возможных. Прежде чем пытаться наколдовать лярву, стоит попробовать постичь логику и сущность этих созданий. Благо она – крайне незатейлива.

Что же такое «лярва»? Важно понимать, что в отличие от ментальных и более плотных – энергетических построений лярва- живое существо. Не плотное, пощупать его нельзя. Точнее – сначала нельзя. Ибо лярва – паразит, а паразит, хорошо питаясь, может обрасти даже и плотью – иначе откуда берутся «доброкачественные» опухоли ни с того ни с сего? Иной раз если приглядеться ко многим видам полипов, бородавок, то с удивлением видишь, что оттуда на тебя тоже кто-то внимательнейшим образом смотрит. Это не странно: организм рано или поздно обнаруживает подселенца, который ведёт себя всё разнузданнее день ото дня, и либо стремится от него загородиться, либо «отрастить ему» отдельное место обитания: «чтобы не мешал». Вне сомнений – увеличенная печень любителей хорошенько заложить за воротник объясняется циррозом. Но если спросить меня, где же живут лярвы алкоголизма, то ответ будет очевиден: там, где стало больше места, плоти.

Другое отличие от магических неживых созданий – это способность лярвы самостоятельно решать вопросы «прокорма» и собственной безопасности. Фактически после успешного создания и подсадки лярвы определить, кто постарался, можно только способами юридическими: отвечая на вопрос Qui prodest.

Понятийный мир лярв небогат. Знают лярвы только два «кодовых слова» - «жрать! – жрать нечего!» соответственно и реакция на первую команду – лишь одна. Вот на вторую…..что касается второй – не всё так просто. Сама по себе лярва не делает ничего. Это важно. Лярва не заставляет человека пить, курить, колоться, снова и снова возвращаться к тому, старому и давнему, партнёру. Лярва как таковая здесь не причём. Ну, почти. Сроднившись с носителем, лярва ориентирует его на пищу известного (и необходимого ей) сорта, вкуса, качества.

Что же ест лярва? Существует два типа лярв – те, что живут за счёт некой энергии, которая предназначается «носителю». Она возникает в ходе употребления носителем некой пищи, напитков, препаратов или же в процессе общения или деятельности определённого рода. Условно – она разделяет с донором стол и кров. Другая категория лярв предпочитает (сама или поскольку была намеренно так сориентирована создателем) продукты переработки донором тех самых продуктов пищи или же энергии, получаемой по коммуникативному каналу. Образно говоря, каким-то лярвам интересен табачный дым на вдохе, а каким-то – на выдохе. Одним нужно, чтобы донор пил, другим – чтобы напивался. Одним – чтобы доводил кого-то до оргазма, другим – чтобы кончал сам.

Хомяк, который думает, что умирает от счастья,
на самом деле жертва ожирения.

Лярва неприятное явление по многим причинам. Главная – она представляет собой чужое включение внутри суверенного, отдельного и свободного существа, поселившееся там против его воли (или, во всяком случае, без разрешения). Второй момент: лярве никогда не «хватит». Лярва жадно по сути своей. Она ест, следовательно, становится больше, растут и потребности. Нужно кормить обильнее, нужно кормить чаще. Кроме вопиющего нарушения границ чужого личного пространства есть и фактор вторжения в организм. И это третий аспект вреда, который будет нанесён донору. Так как потребности увеличиваются, лярве жизненно важно закрепиться на доноре прочно, и она вцепляется в жертву мёртвой хваткой, пробираясь всё глубже в его уклад жизни, в его привычки, в него самого. Сначала лярва атакует (или подкидывается кем-то) извне. Из окружающего мира, что называется, цепляется ситуативно, например – по социальным, групповым, общенческим линиям. Человек может попробовать наркотик «за компанию», «потому что модно», лечь с кем-то в постель, потому что «неудобно отказать». Не встретив сопротивления, лярва зависает и качается на излучении астрального плана. Пьют – для «поднятия настроения», шоколадом – заедают расстройства. А далее лярва перебирается с астральных (чувственно-эмоциональных) потоков на эфирные. Без «порока» уже и жить неуютно. С утра, пускай и на голодный желудок, покурить «совершенно необходимо», иначе и не проснуться никак. Ещё немного и лярва может мигрировать уже на физическое тело. Рак лёгких, образования на шейке матки, генитальный герпес, рак простаты: лярвам будет, где жить.

Вот что плохо в питье водки с утра -
трудно будет провести день разнообразно.

Но даже если не запускать ситуацию так далеко, с лярвой жить не слишком уютно. Например, точка внимания всегда будет неестественно смещена в сторону того, что приносит лярве корм. Вы зовёте человека в ресторан, а он не идёт: там же нельзя курить. Другой – постоянно опаздывает: не может пройти мимо слот-центра, не закинув пары жетонов в автомат «на удачу». Эфемерная, казалось бы, лярва вызывает совершенно объективные неприятности.

И наконец, если лярва употребляет нечто в пищу, то логично, что она во-первых, растёт (и растут её потребности и влияние на жизнь донора), и во-вторых, выделяет нечто своё, собственное, переработанное. К примеру, симптомы, обычные для любого похмелья, частенько обогащаются собственными, индивидуальными, но от этого ещё менее приятными нюансами. Обычно это похоже на отравление – рвота, испарина и прочее. Любой врач скажет, что произошло отравление токсинами. А реакция – она же всегда индивидуальна. Но если в случаях с похмельем причин для интоксикации достаточно и кроме лярвы с её «отходами жизнедеятельности», то куда как загадочнее, когда человек обнимает фаянсового друга после бурной ночи с очередным партнёром. Удивляться, впрочем, нечему: организм стремится любым способом изгнать если не незваного гостя, то хотя бы то, что гость притащил на хвосте. Удаётся это лишь в редких случаях. Чаще всего лярва, сытая, притихает на время, человек же забывает, каким недомоганием обернулась пьянка/гулянка/новое знакомство/возвращение к старым привычкам и т.д. И всё повторяется заново. Много, много раз – пока тело не начнёт разрушаться, или пока боги не решат, что «этому хватит» (что вообще-то одно и то же).

— Дети, кто принес в школу крысу?!
— А это не крыса, это австралийская такса!
— Да мне по фигу: кошка съела, значит, крыса!
 

Но случается и так, что в райских, то есть лярвских кущах наступают чёрные деньки. И ещё более «чёрными» они становятся для носителя лярвы. Пока пища есть, (и пока организм от этой пищи не начал рассыпаться на запчасти, как это случается, например, при возникновении упоминавшегося уже цирроза печени у алкоголиков) лярва мирно её употребляет. Донор для неё остаётся ценным, прекрасным другом. Лярва никогда не будет специально вредить тому, кто исправно откармливает её: ни чувств, ни мыслей у неё нет и быть не может – потому инстинкт ей подсказывает безошибочно: донор – ценен (помните логику вампиров?) Да, она отравляет его собой, да, его организм, пытаясь лярву прогнать, может легко убить самого себя, но это косвенный вред. При хорошем симбиозе даже продукты жизнедеятельности лярвы могут быть не так токсичны: ну есть, ну – ест. Разве жалко? Беда (с точки зрения самой лярвы в первую очередь!) наступает, когда начинаются перебои с поставками «вкусного». Блаженное состояние сытости сменяется у лярвы беспокойством, она начинает «интересоваться, что же там происходит». Первая реакции лярвы – попытка обожрать, «обкусать» вокруг себя. Обычно для донора она сопровождается острейшей болью – вплоть до физической. Как правило, после нескольких таких «укусов» донор начинает соображать, отсутствие какого именно компонента его привычной жизни вызывает жуткую боль. И привыкает её останавливать – опохмеляться, например. Если же донор попался лярве непонятливый или упрямый, то она будет причинять ему всю большие мучения – только чтобы нужная пища поступила снова. И теперь уже не до раздумий – лишь бы погасить приступы: донор становится всё менее разборчив в выборе пищи-наркотика-партнёров-средств достижения целей, он готов сделать всё ,что угодно, лишь бы его опять не начали жрать изнутри. Иногда лярва начинает тренировать донора – и боль приходит даже, когда пища доставляется по графику и в избытке: приворожённые с помощью лярвы часто становятся ненасытны по отношению к объекту страсти, ревнивы до безумия, хотят всё время слышать уверения в ответных чувствах. Ему страшно утратить источник питания для собственной лярвы. Сам того не подозревая он уже мыслит её, лярвы, категориями и подчиняется её же ценностным параметрам. Приворожённый может впадать в форменную истерику, теряя из вида «любимый» объект хотя бы на час. Но и данное положение вещей долго не длится. Так как лярве всё меньше хватает пищи, то она будет искать возможность распространить свои пищевые привычки и найти второго донора. И именно «приворотным» лярвам сделать это проще всего: на другом конце канала болтается сразу столько вкусного, столько нового! Точнее – знакомого и уже ставшего таким привычным деликатеса. Заказчики или исполнители подобных приворотов «для себя» рано или поздно встречаются со своими творениями лично. И очень, очень близко с ними знакомятся, но уже в ином качестве.

© сойт, февраль 2007

http://www.soit.ru/info/attack/I304