Мост между мирами
Существуют предположения, на наш взгляд, весьма убедительные, что именно в семилетнем возрасте, то есть как раз в пору столкновения с Дурасробом, умного и не по годам развитого Зардушта отдали на обучение священству.
Атраваны, или заотары — служители древнеарийских культов (разумеется, дозороастрийских, ведь пророк еще не успел провозгласить постигнутого им впоследствии Единобожия), передавали свои знания ученикам изустно. Они
обучали обрядам, заставляли запоминать наизусть гимны и мантры, призывающие богов-покровителей.
Но, возможно, еще важнее то, что питомцы заотаров не ограничивались усвоением раз и навсегда установленных догм, а учились и сами импровизировать стихи, обращенные к высшим силам.
Таким образом, у детей и юношей не только пробуждался религиозный экстаз, но и развивался поэтический дар. А Заратустра, несомненно, был великим поэтом: в этом каждый может убедиться, ознакомясь с его стихотворным наследием.
Гаты — песни и гимны, сочиненные им, — звучали на гатическом диалекте, который намного древнее авестийского, в свою очередь считавшегося уже мертвым к тому времени, как разрозненные тексты Авесты были вновь собраны и записаны. Тем не менее по образности, метрике, глубине мысли и способности к метафизической абстрактности гаты Заратустры намного опередили свое время, а в чем-то звучат и сегодня более чем современно.
Искусство импровизации не могло не способствовать и становлению самостоятельности мышления. А значит, выходец из древнеарийской школы священства мог, имея, естественно, природные задатки провидца, талант мыслителя и отвагу, принести в мир некую совершенно новую, доселе не слыханную религиозную идею. Что Заратустра и сделал...
...Но вот наступил срок совершеннолетия Заратустры: ему стукнуло пятнадцать. Историки считают, что в этом возрасте он уже стал полномочным священнослужителем — неизвестно, правда, какого именно божества.
И тогда же Порушаспа, по требованию взрослеющих сыновей, решил разделить между ними свое имущество.
После земель и недвижимости дошел черед до множества богатых одежд и дорогих тканей, хранившихся в кладовых, — отец пророка был состоятельным человеком.
Из всего предложенного великолепия лишенный жадности Зардушт выбрал на первый взгляд сущую безделицу — пояс в четыре пальца толщиной. Отрок тут же повязал его поверх одежды.
С тех пор пояс кусту — обязательная принадлежность одеяния зороастрийца. Он сплетается из 72 шерстяных нитей — именно столько глав (ха) насчитывает “Ясна” (“Поклонение”, “Почитание”) — тот раздел Авесты, в который входят и гаты, сочиненные самим Заратустрой и наиболее чтимые последователями маздаяснийского вероисповедания.
Любой совершеннолетний зороастриец обязан ежедневно совершать ритуал развязывания и пс-вязывания пояса. Читая вслух молитвы, он обеими руками протягивает концы кусти перед собой, а при произнесении имени проклятого Духа Зла взмахивает ими, словно отгоняя от себя всякое влияние Ангро Майнью. Кто в этом плотском мире,
Спитама Заратуштра,
Все имена изустно
Промолвит днем ли, ночью,
Промолвит ли вставая,
Промолвит ли ложась,
Повязывая пояс,
Развязывая пояс,
Из дома уходя,
Из рода уходя,
Страну ли покидая...
Мы привели отрывок из Ормазд-яшт, гимна Ахура Мазде (перевод И. Стеблин-Каменского), который предписывается обязательно читать при перемене места жительства.
И наверное, именно так, взмахнув концами своего плетеного пояса — отцовского наследства, — и ушел Заратустра из отчего дома странствовать по окрестным поселениям, когда ему исполнилось двадцать лет.
К тому времени он стал привлекательным, высоким молодым человеком. Авеста дает нам даже представление о его комплекции. Сама Истина, благая Аши, обращается к нему так: Красив ты, Заратуштра,
Прекрасен ты, Спитама,
Со стройными ногами
И длинными руками...
Он был молод и жаждал обрести ее, лучшую Истину. Видимо, те знания, которые он получил за время учебы и собственных первых опытов в качестве заотара, показались ему недостаточными, неполными, а может быть, и искаженными. Хотя среди окружающих он еще в юности прослыл мудрецом.
Например, однажды молодой Заратустра помог людям преодолеть неглубокую и не очень широкую, но бурную реку с такими губительными водоворотами и мощным течением, что никто не в состоянии был пересечь ее ни вплавь, ни вброд.
Семь человек, а были это слабые женщины и немощные старики, стояли на берегу и сокрушались, не зная, как им перебраться.
Тогда подошедший к бурлящему потоку Спитама Заратустра посоветовал им выстроиться в цепочку и крепко взяться за руки. Сам же, встав впереди, присоединился к ним и перевел всех на противоположный берег.
“Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке”, — строчки из песни Булата Окуджавы словно иллюстрируют этот эпизод из Авесты. Однако вереница людей, поддерживающих друг друга, символизирует не только содружество и взаимопомощь.
В зороастрийском учении этот человеческий мост послужил прообразом мистического моста Чинват (или Чинвато-перето — Переход-разлучитель), по которому умершие уходят в загробный мир.
Ученые спорят о том, существовало ли представление о Чинвате в древнейших арийских верованиях или это собственное теологическое введение Заратустры? Как бы то ни было, легенда красива и поэтична, и мы перескажем ее вам.
Чинват выстроен не из камня или дерева, а из лучей света. Одним концом своим он опирается на высочайшую вершину Хара Березайти.
Неосязаемый, духовный, он тем не менее может быть очень крепким и прочным, но порой бывает и предательски ненадежным.
Дело в том, что мост Чинват — “механизм” сложный.
“Он подобен многогранному лучу; одни грани у него широкие — в девять копий их ширина, а другие узкие и острые, как лезвие отточенного кинжала. Когда души праведников и грешников приходят к Чинвату, он поворачивается к праведникам широкой гранью, а к грешникам — узкой.
Чем больше человек совершил в земной жизни грехов, тем уже Чинват становится под его ногами”.
Помимо этого хитроумного приспособления мост охраняется еще и двумя собаками.
Собаки в зороастризме считаются священными животными: ведь они стерегут от чужого посягательства дом и скот — основу основ благополучия оседлых арийцев.
Умышленно убить пса — непростительный грех, за это злодеяние душа после смерти как раз и сорвется с Чинвата и провалится в темную бездну, в преисподнюю — Дужахву.
Оставить собаку голодной — также тяжкий грех: ее надо покормить, прежде чем самим приступить к трапезе, и выделить при этом животному лучшие, самые жирные куски. Этот обычай, как и подкладывание сухих дров в священный огонь, тоже своего рода жертвоприношение: считается, что пища, съеденная собакой, достается фравашам — душам предков.
Итак, два пса оберегают Чинват. Быть может, это связано со странным погребальным обычаем ариев, в котором собаки, белые, желтоухие, четырехглазые (с двумя пятнышками на лбу), непременно принимали участие. Дополнительные “глаза” якобы помогали им видеть смерть, а их пробег по тропе, где пронесли мертвое тело, способствовал очищению пространства от дэва тлена и разложения, который мог перекинуться на всех, кто находится поблизости. Можно предположить, что древние арийцы знали о стерилизующих качествах собачьей слюны: они вообще были весьма сведущи в медицине и целительстве.
На мосту же Чинват псы-стражи не лают и не рычат на покойного грешника, а, напротив, встречают его... молчанием. А праведника, наоборот, поддерживают своим визгом и воем. Видимо, для того, чтобы он чувствовал себя в безопасности, надежно охраняемым, как дома.
А еще на мосту Чинват умершего встречает та, которой вверено быть судией в оценке слов, мыслей и поступков человека: это Даэна — истинная Вера. Добродетельной душе она является в облике прекраснейшей, “статной, бодрой, высокой девы”, злодею — в виде страшной и отвратительной старухи.
И “сопутствуют ей святость, правда, власть, могущество. Эта дева низвергает зловредные души дурных людей во Тьму; души же людей чистых ее властью переходят по ту сторону недосягаемых гор Хара Березайти. Эта дева проводит праведников через мост Чинват, приобщая их к сонмам небесных язатов”.
Специалист по зороастрийской мифологии И. Рак вспоминает свою беседу с другим авестоведом И. Стеблин-Каменским, в которой тот обратил внимание на сходство легенды о Чинвате с русскими поверьями, связанными с переходом в загробный мир, в частности на строки из сказки П. Ершова “Конек-горбунок”: “Чтоб на том тебе свету провалиться на мосту!”
В самом деле, такое сходство есть. И сохранилось оно не только в литературных и фольклорных текстах, но и в самом языке.
Всем нам знаком, например, небесный мост, состоящий из лучей света. Это конечно же радуга.
Владимир Даль приводит другое принятое в некоторых областях произношение этого слова: райдуга, а также синоним, иносказательное прозвание небесного явления: покатый мост. Он также прослеживает связь радуги со смертью:
Радунец, радуница — “навий-день”, родительская, день поминовения усопших, “вешние поминки”.
Кстати, послепасхальную радуницу иногда называют еще днем Красной горки. Не воспоминание ли это о вершинах Хара Березайти? И не о том ли коварном мосте Чинват гласит русская поговорка: “Узка дорожка в рай, да обходу нет”? Ведь в христианском предании путь добродетельного усопшего к райским кущам иной — он пролегает по воздуху, где уж там ему быть узким!
В древнейших славянских легендах радуга — или рай-дуга — и вправду служит мостом между Явью и Навью (потусторонним миром). По ней переходят умершие и убитые через реку Pa — так называли и земную Волгу, и небесную реку, подобную греческому Стиксу, пограничную между миром живых и обителью мертвых.
Любопытную русскую сказку о загробном мире приводит известная фольклористка периода “серебряного века” Е.Н. Елеонская. “Девушка, спасаясь от брата, желающего взять ее в жены, провалилась и пошла на тот свет”. Нет никаких сомнений, что это отголосок зороастризма, на что исследовательница не обратила внимания. Сама противоречивость сюжета недвусмысленно указывает на его происхождение.
С нашей точки зрения, нелогично, что ни в чем не повинная героиня сказки куда-то провалилась. За что она наказана? Неужели за то, что противилась греховному желанию собственного брата? Но это — в нашем восприятии. А по Авесте, кровнородственные браки считались благом и поощрялись...
А вот еще один любопытный отзвук зороастрийского предания -— на сей раз в хорошо нам знакомой классической литературе. Заметим, Авеста была привезена в Европу и переведена на французский язык востоковедом Анкетилем Дюперроном в конце XVIII века, и с тех пор среди образованных людей не утихали дискуссии по поводу вновь открытого древнего учения. Обсуждалась Авеста и в России.
Эти ли общеевропейские интеллектуальные споры отразились в том отрывке, что мы намерены привести далее, или собственно славянские верования, мы не знаем. Писатель был сведущ и в том и в другом, ведь это сам Пушкин. Вспомним же хорошо знакомое: сон Татьяны из “Евгения Онегина” и поглядим на эти строфы с новой точки зрения: И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идет по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, темный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жердочки, склеены льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток...
Помните, в компанию каких чудищ попадает героиня пушкинского романа? Прямо ад кромешный, в котором обитают отвратительные порождения... уж не самого Ангро Майнью? Очень похожи эти уроды на некоторые описания. Сон Татьяны страшен и подобен смерти, но он и пророческий — предсказывает убийство Ленского.
Вы спросите: но разве Татьяна Ларина — грешница? Такой светлый образ!
А как же! В этот момент она, несомненно, грешит — только уже с точки зрения христианской Церкви. Она гадает, ворожит, положив под подушку зеркальце, вместо того чтобы осенить себя крестным знамением! А потому и мосток в потусторонний мир перед ней — “дрожащий, гибельный”. К счастью, всего лишь во сне...
==================================================================
Источник : - avesta@isatr.org
